– Найти тайный предмет?

– Скорее уж поспособствовать знакомству. Уверен, что, когда леди Вестон узнает свою бабушку поближе… – Найджел слегка запнулся. – Они сумеют договориться к взаимному удовольствию.

Эдди почему-то сомневался.

Весьма.

– Мы готовы заплатить.

– Вы? – Чарльз приподнял бровь.

– Я и леди Вестон. Она нуждается в помощи. В поддержке. В присутствии опытного человека, который возьмет на себя часть проблем. Так что назовите цену и…

Он развел руками.

Цена.

Кабы Эдди знал… да и влезать в это дело не хотелось. Вот совершенно. Но и промолчать не получится.

– Здесь убили ребенка, – сказал он.

– Что?! Простите?!

– Не так давно… где-то с год назад. Может, чуть больше. Или меньше. Но если и так, то не сильно. Девочка. Лет шесть-семь с виду. Дочь вашей сотрудницы. Была убита.

– Да-да, что-то такое припоминаю. – Найджел скривился. – Какое это имеет отношение…

– Вы спрашивали о цене. – Эдди сцепил руки. – Хотите, чтобы я помог? Помогите и вы мне.

– Но, помилуйте, при чем тут… это и убийством-то не было!

– Да ну?!

– Несчастный случай. Горничная притащила сюда ребенка, что строжайше запрещено! У нас приличное заведение.

В котором убивают детей.

– И ребенок вышел погулять. Заблудился. Под отелем старые подвалы, а они весьма запутаны. Многие коридоры закрыты во избежание, так сказать, происшествий. Но дети умудряются находить пути. Вот и эта несчастная пробралась в катакомбы, заблудилась, провалилась в древний колодец, там и погибла. Искать ее стали не сразу, мать сперва побоялась говорить. А потом уже искали, конечно. И нашли. Спустя неделю.

Найджел поджал губы. Весь вид его выражал крайнюю степень возмущения.

– Эта бестолковая женщина, конечно, обвинила нас. Дескать, мы виноваты, что дверь оставили незапертой. А потом и вовсе стала говорить об убийстве. Приставать к постояльцам.

– И вы ее уволили.

– А что нам еще оставалось делать?! – Возмущение в голосе Найджела казалось вполне искренним. – Ее действия бросали тень на всех! На отель! И мы сочувствовали ей. И даже согласились выплатить компенсацию. Двадцать золотых.

Цена ребенка?

Мерзко. И вправду говнюк. Все-таки леди Анна не ошиблась.

– И чем она нам отплатила?! Пробралась в отель. Тайно. Как вор! И умерла! И не где-нибудь, а в люксе!

А вот это уже интересно. Если девочку нашли в подвалах, то что ее мать делала в люксе? Поговорить бы… Но леди сказала, что душа девочки ушла. Стало быть, не выйдет. Вызвать из небытия? Нет, Эдди не настолько самоуверен.

– В каком? – сухо уточнил он.

– В первом. Императорский люкс! Вы не представляете, сколько сил пришлось потратить, чтобы скрыть это происшествие.

В первом, стало быть.

– А… – Эдди побарабанил пальцами по столу. – Он сейчас свободен?

– Да.

– И я могу…

– Конечно! – договорить ему не позволили. – Полагаю, это будет наилучшим вариантом. Тем паче, что окна надо менять.

Лицо его потемнело.

– Замену я оплачу, – поспешил заверить Чарльз. – Что до остального, полагаю, ничего страшного не случится, если леди и вправду познакомятся.

Глава 23. О торгах и редкостях

Эва проспала остаток ночи. И половину дня тоже. К ней заглядывали. Приносили еду. Уносили посуду. И потом уже, когда и без того мутное стекло сделалось вовсе темным, притащили бадью и воду. Вода была подостывшей, бадья – не слишком чистой.

– Волосы не мой. – Кэти пощупала волосы Эвы. – Не высохнут. Надо было раньше… вот вечно так! Чуть не доглядишь, и все. Но ничего. Вчерась мыла, еще не запачкалися поди. В общем, так. Лезешь в воду и намываешься. После одеваешься.

Эва кивнула.

Страшно. Страх вернулся с новой силой. И такой, что руки немели. Пальцев она не чувствовала, как и холода. И, забравшись в бадью, просто сидела. Долго. Пока кожа не стала мягкой и морщинистой. И наверное, сидела бы дольше, но опять появилась Кэти.

– Утопнуть вздумала? – спросила она. – Не сейчас. Вона, скоро соберутся… вылезай давай. На от.

И бросила флакон с маслом.

Хорошее. Похожее маменька покупала, для кожи. И странно снова видеть столь дорогую вещь в подобном месте.

– Трись давай. Или мне помочь?

– Не надо. – Эва принялась растираться и только тогда поняла, что замерзла. Напрочь. До самых костей.

– Вот-вот… теперь на-ка.

Ей протянули рубаху столь тонкую, что ткань казалась почти прозрачной.

– А… платье?

– На кой тебе платье? – удивилась Кэти. – Товар должны видеть. И радуйся, что щупать не дам. Пущай сначала купят, а потом щупают вволю, а то ишь…

Эва сглотнула.

Неужели…

– Не дури. – Кэти прищурилась. Взгляд ее сделался тяжелым. – А то ведь и по-другому можно… Вона, если хочешь, выпей.

Из широкого рукава появился флакон.

Темный.

И без надписей. И…

– Нет, – Эва покачала головой. – Я… я лучше так. Я справлюсь! Честно!

Вдруг стало неимоверно страшно, что ее сейчас заставят выпить это зелье. И она вовсе утратит разум. Или сделает что-то… что-то такое, что исправить будет невозможно.

Хотя она и так сделала много того, что исправить невозможно.

Как ни странно, но Кэти лишь чуть склонила голову и кивнула. А флакон убрала в рукав. Сегодня она была в ярко-зеленом платье из мягкого бархата. Лиф его украшали два ряда перламутровых пуговок. Аккуратный воротничок. Простой рукав, слегка присобранный чуть ниже локтя. И белое кружево, что выглядывает из-под бархата.

Ей идет.

И даже изуродованное лицо не кажется таким уж отвратительным.

– Страшно? – спросила она.

И Эва кивнула.

– Очень.

– Все боятся. – Кэти глядела с печалью. – Всегда. Сколько бы ни выводили на торги, а все одно. Ты, главное, не реви. И не вздумай на колени падать или еще как слабость выказывать. На слабых извращенцы что мухи на дерьмо слетаются.

Эва сглотнула.

– Покажи себя. Это не ты виновата, что тут. Это они. Все те, кто будут пялиться. Понимаешь?

– Нет.

– Поймешь. Или нет.

– Ты… ты ведь можешь просто взять деньги! Попросить у моего брата! Столько, сколько вздумается. Не пять тысяч, а… десять. Двадцать. Сорок, в конце-то концов! Или даже сто!

Эва поняла, что еще немного, и сорвется на крик.

– Попросить-то могу, да только как бы эти деньги поперек горла не стали. Да и то, девочка, не только я тут решаю. Если б только я… за мною тоже люди стоят. Важные. Те, которые будут глядеть сегодня, как справляюсь. И куда меня определить. Следом за Матушкой в канаву или оставить жить и дела делать. А я в канаву не хочу.

А ведь Кэти тоже боится!

Чего?

Эва не понимала. Спросить… но взгляд у Кэти затуманенный. Уж не глотнула ли она из той темной бутылочки? А если так, то не обезумеет ли?

– Матушка многим приглашенье послала. И люди приехали. Не выставить тебя – обидеть их. А эти благор-р-родные обиды не прощают, нет. Да и деньжата. Чуется, за тебя можно прилично выручить. Да. Только и ты помни: вздумаешь кобениться, я тебя на куски порежу. – Последнее было сказано спокойно, равнодушно даже. И Эва поверила, что и вправду порежет.

– Погоди. – Она протянула руку, но коснуться Кэти так и не решилась. – Что мне делать? Как… как правильно?

Она и вправду спрашивает о таком? Она же не собирается всерьез… Нет, наоборот, ей надо вести себя так, чтобы… чтобы никто не захотел купить. Кроме Эдди. Или того, другого человека? Если он придет.

Если не обманет.

Если… как много всего. И она, Эва, не справится.

– Вот, умничка. – Кэти расцвела довольною улыбкой. – Да ничего особенного. В общем, сперва будут кой-какие вещички торговать. Матушка сделала запасец, да и от нужных людишек пришло. Вот. Но ничего по-настоящему серьезного. Потом девки пойдут подешевше. Которые просто хорошенькие, но из простых. А уж после и настоящий торг.

Торг.

Ее, Эву, на самом деле будут продавать? Как… как животное?