– Ты хорошо стреляешь.

– Научилась, Милли. Просто в какой-то момент я… решила доказать, что я не хуже местных. И я научилась. Стрелять. Потрошить и чистить рыбу. Свежевать кроликов. Раскладывать костер.

Она вздохнула.

– Только… Как бы я ни пыталась казаться своей, я оставалась чужой. Пусть даже кожа моя стала жесткой и темной от солнца, руки загрубели, голос осип – это ничего не изменило.

И я вдруг поняла, что она пытается мне сказать:

– То есть притворяться леди не имеет смысла?

Матушка кивнула.

– Притворяться – нет. Но ты и есть леди. Просто другая. И чем раньше они это усвоят, тем проще будет всем.

– А усвоят?

Матушка слегка пожала плечами.

– Шансы есть, но… легко тебе не будет.

Можно подумать, когда-то было легко. И я решилась задать неприличный вопрос, который раньше задавать стеснялась. Считала это невежливым.

И…

– А оно того стоило? Твое замужество?

– Когда-то мне казалось, что нет. – Матушка ответила не сразу. Заговорила она тихо, словно стесняясь своего ответа. – И наверное, будь у меня возможность сбежать, я бы не удержалась. Но… я потом расскажу, хорошо, Милли?

Хорошо. Я же не против.

– Было время, когда я возненавидела все это. Ранчо. Пыльный городишко, где каждый смотрел на меня свысока. Мужа… ему, впрочем, было плевать. Уже было плевать. И на меня, и на мои усилия. Это и сводило с ума. И я бы сошла, но… ненависть – тоже сила. В какой-то момент я поняла, что у меня не осталось ничего, кроме меня самой. Такой, какая я есть.

Сильной?

Это только кажется, что матушка хрупкая. Ну и Эдди так думает. Он и меня-то нежною считает, да… На самом деле она сильная. По-моему, сильнее нас, вместе взятых.

– И я начала делать все назло. Слугам. Ему…

Моему отцу?

– Остальным. Я шила себе наряды. Делала прическу. Надевала перчатки, выбираясь в город. Починила свой зонт. Я ходила с высоко поднятой головой. Была вежлива. Предупредительна. Как подобает леди. И… не скажу, что все изменилось сразу. Но изменилось. Постепенно. Еще и вы… Когда вы появились, я поняла, что уже не уйду. Не вернусь сюда. А потом… потом я научилась быть счастливой.

Как-то оно ни хрена не вдохновляет.

– Я не уверена. – Я всегда старалась быть честной с матушкой. Хотя бы с нею. – Не уверена, что у меня получится.

Глава 18. О том, как некий джентльмен ищет приключений и находит

Эва вернулась в свою комнату.

Ну как вернулась – вернули.

Кэти.

Сперва удалился человек, имени которого Эва так и не узнала. Потом появилась Кэти, глянула и хмыкнула этак, с насмешечкою.

– Вижу, голова у тебя не пустая, – и постучала Эве по лбу. Было до крайности неприятно. – И как он тебе?

– Кто это?

– А хрен его знает. – От Кэти слегка пахло, и нельзя было сказать, что запах этот неприятен. Скорее уж чем-то похожим пахло от отца по вечерам, но слабо. А от Кэти – сильно.

Она икнула.

И рот прикрыла рукой. Скривилась.

– Понравилась ты ему крепко. Пять тысяч предлагал, если сразу тебя отдам.

Пять? Это… это много.

– Но нет. Может, оно и хорошо бы, да только уже все объявлено. Знаешь, какие люди приедут?

Эва покачала головой.

– От и я не знаю. – Кэти снова икнула. – Да что ж это такое деется… как выпью чутка, так оно икается-икается, спасу нету никакого. Ну ладно, пойдем. Молодец, девка. И завтрева не зевай. Некоторые-то как? К людям выведешь, а они морды кривят, рыдают со страшною силой. И что?

– Что? – послушно спросила Эва.

Она бы тоже порыдала, будь ее воля. Да только не помогут рыдания. А вот если Эва чего-нибудь узнает нового, важного, и сумеет рассказать… Тот лысый и страшный, он ведь Эву слышал. И может, если повезет, опять услышит?

– А ничего хорошего! Вот выходит такая. Морда опухшая. Глазищи краснющие. Из носу течет. Кому охота такую приголубить? И покупают их задешево. Вот!

Эва покачала головой.

– Говоришь им, говоришь… Можно подумать, там их что хорошее ждет. А тут… с умом если, можно глянуться хорошему человеку. Он и купит. И вывезет. В доме хорошем поселит. Будешь жить, беды не ведаючи. На шелках спать да с серебра есть. А всей работы – ноги раздвинуть.

– Зачем?

– Чего? – Кэти опомнилась.

– Зачем ноги раздвигать?

На Эву поглядели. Долго глядели. С прищуром. А потом рассмеялись так:

– Да уж… потом узнаешь.

Почему-то стало стыдно, будто Эва спросила о чем-то до крайности неприличном. И…

– Главное, себя покажи. Он-то, конечно, хорош… пять тысяч сразу. Но мамашка и больше подымала. Эти-то, чай, как раззадорятся, так вовсе забывают… Так что не подведи, девонька. Всем тогда хорошо будет.

– А…

– А если подведешь, то плохо. Тоже всем. Но тебе – особенно.

Кэти сказала это и дверь заперла.

– Поесть бы! – Эва вытянулась на цыпочки. – А то в обморок упаду еще!

– От! – донеслось из-за двери. – Молодец! Баба – она есть должна, чтоб в теле быть. Тогда и мужик пойдет. А вы-то… небось мамка морила? Ничего, сейчас принесут. Ешь. И отдыхай.

Эва подавила тяжкий вздох.

Мужик… Да что эта женщина в истинной красоте понимает-то? Хотя, конечно, Эва никогда красавицей не была. Странное дело, с Тори они в один день на свет появились. И та же нянюшка говорила, что родились они похожими как две капли воды. Даже матушка первое время лишь по ленточкам на руках различала.

А потом…

Тори всегда была тихой. Спокойной. И вести себя умела правильно. Наверное, если бы не Происшествие, она бы уже или в свете дебютировала, или даже замуж вышла. А Эва… Никогда-то ей на месте не сиделось. И главное, она же старалась.

Честно.

Сама не понимала, как выходило, что она только-только в сад выглянет, а платье уже в пятнах от травы, кружево на рукаве оторвалось, шляпка и вовсе где-то там, в зеленом лабиринте, исчезла. И хорошо, если найдут.

Дома не лучше.

Она и разговаривала слишком громко. И смеялась. И никогда у нее не получалось соответствовать образу истинной леди. Может, поэтому маменька дебют откладывала?

Теперь и вовсе…

Получится Эву спасти или нет… Нет, хотелось бы верить, что все-таки получится, но… если и так, то слухи-то уже пошли. А значит, в обществе Эву не поймут.

Не примут.

И… и горько. Наверное. От всего и сразу. Правда, когда принесли огромную миску пшенной каши, сверху которой медленно истаивал хороший кусок масла, Эва слегка утешилась.

Еще и молоко свежее.

А хлеб пусть не совсем свежий, но тоже хорошо.

Конечно, для фигуры не очень. Только фигура Эвы с самого начала была неправильной. Не хватало ей изысканной тонкости. А вот лишних изгибов и чрезмерной полноты хватало.

Она вздохнула.

С другой стороны, ей ли о том волноваться?

Замужество? Кто рискнет взять в жены несознательную особу, которая сбежала из родительского дома и оказалась в подобном месте? И это не считая даже сомнительного Дара Эвы. И… семьи.

Так что ждет ее участь старой девы.

С другой стороны, старой деве нет нужды беспокоиться о правильности фигуры и цвете лица. А это, как ни крути, огромное преимущество. Эва вытерла пальцы.

Нет, не о том думать надо.

Допив молоко, она вытянулась на низенькой козетке, совсем не для лежания предназначенной, но кровать в комнате отсутствовала. А козетка была. Эва сложила руки на груди.

Грудь мерзла.

И ноги тоже.

Кто же в таком-то платье да без шерстяных чулок ходит? Нет, не о том надо думать. И не о зудящей пятке. Не о волосах, которые снова собьются. Они у Эвы сложные, непослушные. И это всегда доставляло горничным массу неудобств. Любая прическа начинала рассыпаться сразу после создания.

А где такое видано-то?

Эва поерзала.

Надо сосредоточиться. И не уснуть. Просто сосредоточиться и… выйти из тела. Конечно, странно, что браслеты тому не мешают. И защита дома. Особенно такая, которая прячет дом от посторонних. Ведь в первый раз Эва ее почувствовала.