Эдди поднялся с пола. И уже сам втягивал сундуки в темноту, один за другим. И не удивился, когда раздался громкий писк. Крысы, вынырнувшие на свет, показались вдруг огромными жутким существами. И даже Орвуд отшатнулся, а тот, чахоточный, и вовсе едва не лишился чувств.

Крысы облепляли сундуки и один за другим утаскивали туда, в подвалы.

Вот и последний.

– Идем. – Эдди держал Марту крепко. – Веревку держите, и…

– Я с тобой! – Орвуд подошел к порогу.

– Не стоит. Я или один справлюсь, или вдвоем сдохнем, разницы особой не будет. Лучше уж тут погоди: если все выйдет, нужно будет выносить кости. Да и так, чую, чистить придется. За века набралось.

Бертрам возражать не стал.

Крысолов сидел за кругом огня. Свечи еще горели, но Эдди заменил их на новые. А Марту пришлось выпустить.

– Договор исполнен? – спросил он.

– Исполнен! Исполнен! – вскочил Крысолов, перетаптываясь с ноги на ногу. – Похоронишь! Меня и золото! Похоронишь!

– Обещаю.

– Клянись!

– Клянусь. Но не уверен, что его не попытаются выкопать.

Крысолов захихикал:

– Пусть попробуют. Пусть, пусть… попробуют.

Он вытащил дудку и кинул в Эдди. Поймать получилось, и та отозвалась на прикосновение Силой. Болью. Обидой.

Ничего, Эдди потом разберется.

– Сначала я сыграю для них. Эй, дети, подойдите ближе. Садитесь и закрывайте глаза. Вы ведь устали?

Устали.

Дудка сама завела колыбельную. Ту, в которой слышится знакомый голос матери. И эхо старого дома. И запах теплого молока с медом, что подавали перед сном. И тепло перины.

Пуховое одеяло.

Закрывайте глаза.

Уходите… вы свободны, свободны…

На сей раз не было звезд. Просто смех. И легкое прикосновение. Шепот. Благодарный? Да… они так устали. И время отдыхать.

Время уходить.

Эдди опустил дудку.

– А я?! Договор! Договор!

– Помню. Но и ты мне кое-что обещал. – Эдди поднялся. – Ты говорил, что видел человека, убившего ту девочку.

– Видел, видел, – закивал Крысолов. – Приходит тут… наглый… не боится. Приходит и уходит.

– Откуда?

– Вот, оставлю тебе. – Он протянул руку в темноту и выволок толстую крысу. – Покажет. А я…

– Как он выглядел?

– Вот так! – Крысолов вдруг пошел рябью и вытянулся. Он становился выше. Стройней. И грязные лохмотья превратились в дорогой костюм. И в облике его появилось что-то донельзя знакомое…

Эдди понял, что именно, когда нос Крысолова увеличился, превращаясь в вороний клюв белой маски.

Твою ж…

Крысолов захихикал:

– Он хитрая сволочь, но ты его найдешь… Найди и вырви этому ублюдку сердце!

– Ты его ненавидишь?

– Я их всех ненавижу, благор-р-родных… но я отомстил! Хорошо отомстил.

Эдди вздохнул и поднял дудку.

Дунул.

И тень рассыпалась жирным пеплом. А тьма будто поредела, утратив часть своей сути.

Эдди отряхнулся. И поднялся. Свечи коптили и воняли, но хотя бы горели. Снова вспыхнул огонек под стеклом лампы. Да и вообще получилось разглядеть хоть что-то.

– Орвуд! – Собственный голос отразился от стен и оглушил.

– Тут! – донеслось откуда-то от двери. Теперь она тоже стала видна – белесый прямоугольник.

– Это хорошо. Иди сюда. Только осторожно. И света какого принеси. Обыкновенного.

Бертрам появился не один, но в сопровождении того самого чахоточного, который нес две лампы. Следом и Саттервуд сунулся. Ему-то чего не сидится?

Впрочем, ежели охота, то пускай.

– Здесь как-то неуютно, – дернув плечом, произнес чахоточный. – Будто…

– Будто в душу нагадили?

– Примерно так. Некромантия не мой профиль, но подобного…

– Дверь была заперта, господа! – поспешил заверить Саттервуд. – Мы строго следим за тем, чтобы дверь всегда была заперта!

– Вот не надо, – отмахнулся чахоточный. – Это вы полиции будете рассказывать.

– Зачем полиция?!

– Незачем, – отозвался Бертрам, озираясь. – Это дела давние.

Очень давние.

Крыса списком вскарабкалась по штанине, чтобы уцепиться за куртку и подняться выше. Устроившись на плече, она тонко запищала.

– Это что еще такое? – ахнул чахоточный.

– Нежить, – пояснил Орвуд. – Но вряд ли опасная и, полагаю, находится под контролем?

Эдди кивнул – так, на всякий случай, хотя насчет контроля уверенности не было.

– Все равно…

– Знакомьтесь, джентльмены. Это Уильям Фитцпатрик Хитцвард, наследник клана Хитцвардов.

– Эдди, – представился Эдди.

И огляделся.

Находились они в очередном подвале, не сказать чтобы большом. Это во тьме он казался необъятным, а так шагов десять в длину и столько же в ширину. Стены кирпичные, старые. Кирпич бурый, грязный и с потеками. Из стен торчат какие-то крюки, с некоторых и цепи свисают.

Эдди втянул затхлый воздух.

– Скорее всего, здесь рабов держали, – заметил Бертрам.

– Все в порядке? – донесся голос Орвуда-старшего.

А после и сам он появился.

Огляделся.

Хмыкнул.

– Давненько я не видел подобного. – Он вытащил из кармана платок, который прижал к носу. – Извините, смертью здесь уж очень несет. Крови много в свое время пролилось.

– Рабов?

– Не уверен, что только их, но… освоение Нового Света – время весьма смутное, мало изученное. Раньше сюда уходили те, кто полагал, будто в Свете Старом тесно и душно. Много контроля. Много запретов. А здесь… здесь держали тех, кто потом умирал.

Он убрал платок и принюхался.

– Мы этого не знали! Мы не имеем отношения к тому, что здесь происходило! – поспешил встрять Саттервуд.

Его не слушали.

Орвуд-старший решительно прошел к стене, чтобы положить на нее руку. Мгновенье – и запах смерти сделался ощутим.

А потом и вовсе часть стены отодвинулась с протяжным скрипом. Из провала пахнуло… так пахнуло, что Эдди попятился. Орвуд же поднял руки.

– Отойдите, – произнес он, не оборачиваясь.

И желающих ослушаться не нашлось. А Эдди подумал, что магия смерти – это даже красиво. Впечатляюще. Темная, черная, густая. Почти как та, что… Он разжал руку, взглянув на добытую дудочку. И что с ней делать-то? У него есть одна. Вторую куда?

Вернуть?

Кому? Он и имени-то того погибшего шамана не знает. Нет, выяснить можно. Должны же записи сохраниться. Или вот у орков поспрашивать. Они-то наверняка знают, кто из предков уходил к городу, чтобы не вернуться. Только… не примут.

Черная.

Порченая человеком. И пусть она не виновата, но часть этого человека прочно проросла в кость. Выбросить? А вдруг найдет кто? Уничтожить? Жаль. Она ведь и вправду…

– Всё – Орвуд-старший отступил от двери, смахнув пот. – Остаточные эманации… У вас высокий уровень самоубийств?

– У нас приличный отель! – вяло возмутился Саттервуд.

А Эдди припомнил те души, которые он отпустил. Ведь много. Ему и тогда показалось, что как-то слишком уж много. А потом решил, что дело в отеле. Большой. И людей в нем великое множество, вот и…

– Не уверен, но остаточные эманации смерти имеют обыкновение подниматься и влиять на людей, особенно если те обладают зачатками Дара. Многие весьма чувствительны. И в итоге случаются душевные расстройства. Или даже хуже.

– Мы понятия не имели…

– Это все хорошо, – сдавленным голосом произнес Уильям Фитцпатрик. – Но я пришел сюда за останками Марты. И вы уверяли…

– Эдди?

Эдди вздохнул. Признаться, что он не знает, где эти самые останки? Хотя…

Он стянул крысу с плеча, опустил на пол и сказал:

– Показывай. Где они там все.

Далеко идти не пришлось.

Дверь. На сей раз просто дверь. И не сказать чтобы старая. Эдди отметил и гладкое дерево, и петли, лишь слегка тронутые ржавчиной. Узкий коридор. Лестница.

Снова комната или уже пещера?

Друга дверь, теперь древняя, покрытая то ли лишайником, то ли слизью. Но держалась она неплохо. Понадобилась пара ударов, чтобы вынести.